Геннадий Евлампиевич Юров
Mar. 12th, 2012 03:17 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
vas_pop14 числа этого марта исполнится 75 лет Геннадию Евлампиевичу ЮРОВУ, коего я весьма уважаю и почитаю.
Последние свои годы он отдаёт созданию и изданию литературно-исторического альманаха "Красная горка".
Говорит, что набирается материалу ещё на один альманах. Предложил мне написать туда о моей работе над литературным приложением к газете "Кузбасс" "Круг чтения", выходившем четыре года, с 2006 по 2009 год.
Ну, я и написал:
КРУГ ЧТЕНИЯ
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ. Здесь я по большей части буду о себе. Не из эгоизма и самовлюблённости. Из необходимости. Потому что о своей работе. Которую, впрочем, от себя никогда не отделял.
Когда стукнул должный возраст, я решил сменить участь.
Двадцать лет шумной политической и криминальной (что почти одно и то же) журналистики принесли усталость. Со всеми жуликами, какие попали в сектор обзора, поругался. Со всеми мошенниками поссорился. Во всех, за малым исключением, политиках нажил врагов. Среди коллег (социологическая служба Николо-М подтвердит) вышел в «первачи». У врагов приобрёл опасную славу - несчётное количество раз они подавали в суд (результаты средние, от кого-то отбился, с кем-то порешили дело миром, кому-то проиграл) и в это малоприметное судейское здание на улице Кирова я ходил регулярно, иногда чаще, чем на работу.
Да суды – что! Однажды был взорван – в тёмной октябрьской ночи под моей картонно-реечной дверью хлопнули тротиловую шашку – вылетели двери и стекла у меня и в квартире напротив, а заодно в подъезде, сверху донизу, и это стало незабываемым впечатлением на всю оставшуюся жизнь.
И вот пришёл мир. Запели птицы. Зазеленела трава. Облака стали кучерявыми, небо синим, а на счёт в сберкассу стали перечислять пенсию – четыре с лишним тысячи полновесных российских рублей.
Решил подумать о душе и заняться чистой литературой. Благо в кармане рядом с пенсионным удостоверением лежал писательский билет. Конечно, полученный по ущербной, вроде бы даже и не вполне писательской отрасли – публицистике. Но всё одно билет. Писательский, повторяю. Как бы пропуск в ВИП-ложу, в депутатский зал, или даже в элитный класс.
Насчёт элитного класса – это лично моё. Мне писатели с детства представлялись небожителями. Особенно поэты. Мы, простые и бесталанные, ходим – они шествуют. Мы говорим – они вещают. Мы пьём – они вкушают. Мы проживаем согласно прописке – они живут на Белом Свете.
Ничего, однако, элитного в нынешних коллегах-литераторах я давно уже не находил. Время «властителей дум» ушло в прошлое. Напор современных коммуникационных средств отодвинул писательство на задворки общественного внимания. Выдвинулась литература развлекательная, пустая, как сахарная вата: детективы, любовные и эротические романы, а также «фэнтези», которые не надо путать с классической фантастикой, нынешние «фэнтези»-фантазии не на научно-технических мотивах базируются, не на социальной даже фантастике, а на страшных сказках про магию, колдовство и всяческую нежить. Приплюсуйте сюда разные квазилитературные спекуляции на нашем прошлом. Да ещё возникла и проросла чертополохами разнообразная графомания.
Короче говоря, беда настала.
И вот прихожу к редактору Юрию Кухмарю и говорю: а давай-ка я буду делать литературное приложение к «Кузбассу», вроде литературной вкладки.
Редакция тогда жила более или менее благополучно, тираж был, доходы от рекламы имелись, почему бы не попробовать.
В напарники ко мне пошёл сам Юрий Дьяконов. Моё дело – тексты, его дело вёрстка.
Название приложения-вкладки не обсуждали. Пускай будет «Круг чтения».
Первый выпуск – для меня это было очевидно – должен был открыться интервью-беседой с Геннадием Юровым. Таким вот, знаете ли, постановочным. Вроде как директивная передовица – о литераторах, о литературном процессе, о жизни.
Почему с Юровым? Потому что значительнее фигуры в литературном Кузбассе нет. Полно поэтов и довольно неплохих. Мало прозаиков, но всё же имеются. Публицисты в наличии. Но нет одновременно тех, других и третьих. Кроме Юрова. Нет людей, столь тесно связанных с Кузбассом, с Кемеровом, с рекою Томью, от истока до устья, а на устье – Томский университет, образовательная столица Сибири, работавшая в основном на Кузбасс.
Юров в своё время пробудил интерес к малой нашей родине. Не только стихами. Талант стихотворца в нём бесспорен. Но он помимо всего прочего – родоначальник экологической темы в отечественной литературе и публицистике. Его книги «Труженица Томь» и «Река родная» уникальны в своём роде. Знаки уходящей эпохи и одновременно нового времени.
Дьяконов нашёл в редакционном архиве роскошный снимок Юрова. Его сделал Виктор Грызихин, когда Юров был в самом расцвете сил: роскошная борода и снисходительный взгляд сверху вниз, - просто-таки ушкуйник или сподвижник какого-нибудь Молчана Лаврова: затеешь противоречить, ту ж секунду голову сорвёт тебе с плеч и забросит в Томь-реку.
Разговор получился, как мне кажется.
Цитата оттуда, отчасти программная для всего проекта:
«Все мои книги, и прежние, и нынешние, адресованы землякам. И альманах «Красная горка», который адресован – для меня это не громкие слова – будущим поколениям. Сейчас люди в массе своей перестали читать. Но когда-нибудь всё равно начнут. Всё в природе и в обществе циклично. Это ещё Спиноза заметил. И Вернадский. Вернётся интерес к книгам. Будет поэтическое слово вновь востребовано. В том числе в виде газетной витрины, где опубликована поэтическая подборка».
И вот газета на самом деле заговорила языком литераторов. О жизни, о литературе и о себе.
Первый выпуск получился не две полосы формата А3, а на четыре. Вроде решено-разрешено было так сделать только первый нумер, под который отвели последню пятницу месяца. Однако в выпуск вошла лишь малая часть из папки первонакопленного. Ну, интервью с Юровым. Рассказ другого мэтра – Владимира Мазаева, нетипичный для него этюд о Достоевском в Кузнецке. Подборка стихов Виталия Крёкова – этого человека-поэта, его ясноглазую душу я искренне люблю, о чём не преминул сказать в короткой «подводке» к стихам:
«На голове у Крёкова русого цвета ни волосинки, бел, как ковыль, мужик. Но открыт и простодушен, словно отрок. Всегда был таким. По специальности, давным-давно полученной в строительной школе, он – печник. Полезный работник для деревни или городской окраины, не отвыкшей от естественной, не искорёженной ленивым благоустройством жизни. Наверное, ремесло это подвигает к особой открытости – только искренний человек умеет подарить людям тепло. В прямом – печном – и переносном – человечьем – смыслах.
Мы знакомы страшно много лет. Помню молодой шахтёрский город и серую пятиэтажку на окраине тайги. Пьём весёлое красное винцо и сватаем за Виталия девушку Нину – фельдшерицу из шахтового медпункта. Красивая – полнотелая, уютная. Крёкову нравится Нина. А он ей нет. Она уходит, и Виталий рыдает безутешно, в голос – по-младенчески.
Он такой всегда – без хитростей и умолчаний. Он прост в жизни. Неблагоразум и нескопидом. И столь же наивно талантлив в литературе. Нынче Крёков строит «новым русским» камины, а когда нет заказов, пишет. Выпустил уже четыре книжки стихов – замечательных, на мой взгляд. Даже иногдашнее как бы косноязычие, непопадание в лад и размер, не во вред для них. Время от времени берётся за прозу. В последних «Огнях Кузбасса» напечатаны три его вещи, он их назвал рассказами. Ладно, пускай так. Только это не совсем рассказы, скорее всё та же поэзия, только другим слогом.
Крёков – поэт, что бы он ни творил. Эдакая русская свирелька из черёмуховой коры и простодушно босоногий и юный Господь подбирает на ней мелодию. Без нот и без затей. По слуху – чуткому как у лани».
Книжно-журнальная хроника: как раз вышли «Огни Кузбасса» и «Красная горка» и несколько книг кузбасских авторов, в том числе Александра Раевского, которого до той поры я практически не знал. Из важного – статья Виктора Арнаутова об одном историческом романе одного кемеровского автора, вернее, о ляпах этого романа и – в широком смысле – о падении качества литературы, ставшей бесцензурной и безредакторской, когда произвол автора беспределен и шокирует грамотного читателя.
Ещё один друг – Михаил Анохин. Поразительный человек. Без высшего образования и с сомнительным (заочным) средним, он прочитал, как мне кажется, всё на свете. Да не просто прочитал – осмыслил, взвесил и составил собственное мнение. Мы с ним, громогласным, с головой, кудрявившейся во все стороны, познакомились во время шахтёрских забастовок, а как в нашу жизнь пришёл интернет, активно переписывались «мылом», то есть электронной почтой.
Признаюсь, этот огромный «по мыслительному охвату» человек забивал меня эрудицией и литературной разносторонностью. Я изнывал от невозможности познакомить читателей с его превосходного качества прозой и весьма качественной публицистикой. Единственный минус Анохина – совершенно хулиганское отношение к пунктуации и грамматическим согласованиям. Он будто нарочно пренебрегал грамматическими правилами и канонами, всеми сразу, язык существовал для него только в виде способа донести мысль и не успевал за этой мыслью, «как за возом бегущий дождь соломин».
Одну из работ Анохина (мемуар из «Записок забастовщика») я некогда пристроил в ныне заглохшую газету «Губернские ведомости», рассказ «Васька» подсунул, маленько почистив по части грамматики и пунктуации, в «Огни Кузбасса». На очереди оставались другие его рассказы и повести, у них всё ж был шанс, они позже стали регулярно появляться и в наших «Огнях», и в «Сибирских огнях». А с публицистикой оказалось дело швах, на Анохина у всех оказалась будто аллергия. Так что статью друга «Что нам делать с искусством» я поставил в выпуск с особым удовольствием.
Намерение издавать «Круг чтения» повергло сочленов по писательскому сословию в некоторое изумление. «Надо бы редколлегию создать. Или ответственного назначить от писательской организации», - сказал Сергей Донбай.
Я принял самый кроткий вид, на который способен: «Назначьте меня, я буду редколлегией».
Тем и закончились прения. В одном из ближних выпусков я всё ж дал незаметной строчкой объяснение, что все решения по выпуску буду принимать самолично. Таким образом, первая и последняя «литературная газета» Кузбасса стала совершенно независимым изданием. Даже от издания-отца – газеты «Кузбасс».
«Марочку», однако, что «Круг чтения» издаётся в рамках национального проекта «Культура» в выходных данных поставили. Тем более, что это давало шансы редакции получить кое-какие деньги у культурного департамента. Вроде бы они некоторое время были получаемы. И авторы литературного приложения получали полновесные газетные гонорары за свои публикации. На фоне обычного писательского безденежья это выглядело существенным материальным подспорьем.
«Круг чтения» выходил ровно четыре года. За это время в нём были опубликованы практически все серьёзные литераторы Кузбасса. Включая мемориальные подборки стихов ушедших писателей.
Некоторые из здравствующих напечатались по нескольку раз. Например, Геннадий Юров. И, конечно, мои литературные друзья-приятели Виталий Крёков, Михаил Анохин. Владимир Соколов, Владимир Иванов, Виктор Арнаутов. В этом, в своего рода семейственности, каюсь. Единственное извинение – мужики хорошие. В смысле – писатели.
Были отрецензированы десятки, если не сотни, новых книг. Представлены новые выпуски журналов, в основном сибирских и дальневосточных. Тех, которых нет в пристрастном, ориентированном на Москву и только на неё интернетовском «Журнальном зале», например, «Бийский вестник», «Дальний Восток», «Кузнецкая крепость».
На первой полосе четырёхстраничного «Круга» стала появляться публицистика, скажем так, глобального характера. Генеральная тема – место России и СССР в мире, история нашей страны и борьба против её фальсификаций. Это были как мои заметки, так и статьи Анохина или перепечатки из малоизвестных изданий.
Но всё ж основным содержанием была литература. Наша. Своя. Родная. Какой нет нигде, только в Кузбассе.
Приветствовались новые имена. С невероятным удовольствием я готовил в «Круг» рассказы новокузнецкого прозаика Дмитрия Хоботнева. Вскоре он выпустил книжку прозы и я стал её редактором, практически техническим – парень пишет очень «чистенько». Хоботнев стал участником совещания молодых писателей где-то на Урале и там его, без особых бюрократических процедур, приняли в Союз писателей.
А ещё в профессиональное сообщество приняли Михаила Анохина и я дал ему рекомендацию – единственную, какую вообще дал в своей членско-писательской ипостаси. Кстати, написал предисловие к его книжке рассказов. Собственно, это была рецензия к ещё ненапечатанной книге Михаила Петровича.
Для себя лично я открыл кемеровского прозаика Андрея Иванова (Юрича). Жаль, поздновато. Как и Игоря Кузнецова, поэта, по-моему очень хорошего. Ну, и для читателей, надеюсь, они тоже стали открытием.
Внутри «Круга» возник круг литературных критиков. Именно критиков, разбиравших тексты и смыслы, иногда нелицеприятно.
Понемногу «Круг чтения» стал наживать не только друзей, но и врагов.
Сначала графоманы атаковали. Присылали стихи. Звонили. Приглашали выпить-закусить. Отстали только после нескольких рецензий вроде этой:
Некогда великий литератор Белинский объяснил разницу между умением написать складный текст, то есть версификаторством, и истинным творчеством. Это тонкая материя. Гораздо проще тому ж Белинскому, должно, было б оценить «на двойку» старательное графоманство.
В последнее время выходит много книг, прочтение которых старомодному читателю, привыкшему к достойной литературе, доставляет просто-таки физические страдания. Дело по-видимому в том, что сегодня издать что-то – раз плюнуть. Были б деньги да пробивная сила и вот он кошмар под ламинированным переплётом. Фильтров в виде обязательных литературных консультантов и профессиональных редакторов нынче, считай, нет и графоманство цветёт рясным цветом.
Ну, и так далее – там несколько очень смешных цитат из вполне бездарного романа и комментарии к ним.
Крайне забавной, на мой взгляд, оказалась полемика с Владимиром Кагановым. Этот не графоман вроде, давний член писательского сообщества. Но…
Началась полемика заметкой о подборке кагановских стихов в «Огнях Кузбасса», цитирую по «Кругу»:
В очередных «Огнях Кузбасса» появилась подборка стихов кемеровчанина Владимира Каганова «Магический круг», родившая некоторые недоумения.
Самая первая строфа самого первого (из пяти) стиха:
Вот уж вечер жизни, а всё снится,
Что, как в сказке детских лет,
До сих пор с небес родных струится
Тот вечерний несказанный свет.
У Есенина почти столетием раньше было написано «Письмо матери»:
Ты жива ещё, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет.
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Ладно. Заимствования в литературном обиходе случаются. Сам Пушкин содрал, простите за резкость, у Жуковского выражение «гений чистой красоты». И ничего. Потому что дружки по «Зелёной лампе» и «Арзамасу».
Каганов Есенину вряд ли приятель, поэтому лучше бы кавычками цитатку обставить.
Ну, там ещё было несколько цитат. Прямых и малость замаскированных – из Мандельштама, Белого, а также самого Пушкина.
Обидевшийся Каганов написал гневное письмо в писательскую организацию. Мне его передали «для принятия мер». Я письмо опубликовал со своим комментарием, цитирую заключительный абзац:
В завершение совет всем, включая Каганова: не пишите плохих стихов. Никакие «реминесценции» их не спасут. Не пишите. И не придётся защищаться от «толстопузых насмешников». Лучше – читайте. Пушкина, Есенина, Мандельштама. Пейте из родников, не заражённых бактериями эпигонства».
А для верности попросил ещё и поэта Дмитрия Мурзина высказаться и это был «контрольный выстрел в голову».
Но супершуткой оказалось позднейшее намерение Каганова напечатать в «Круге» свои стихи. Я его с удовольствием обидел отказом.
Иногда «Круг чтения» пытались оскорбить и уничтожить. Одна из статей по поводу «Круга» называлась «В жанре доноса». Это, как подчеркнул автор Юрий Юдин (нынче он пишет на литературные темы в газете «Кузбасс»), одновременно заголовок и обозначение жанра. Прозрачнее некуда. Меня, написавшего статейку о плохой (на мой взгляд) прозе Евгения Гришковца с упоминанием того, что нелегко было выжить интеллигентному еврейскому мальчику, привыкшему делить мир на «своих»-хороших и «чужих»-плохих, в пахнущей плохим мылом и матерщиной флотской среде, но всё ж выжил и даже сделал на воспоминаниях о службе театральную карьеру, так вот меня обвинили в анисемитизме и обратились в департамент культуры с настойчивым пожеланием закрыть «Круг чтения».
В последующее время на «Круг» пытались всяко повлиять. На письма мелких начальников и начальниц с требованием печатать тех и не печатать этих, я поступал просто – выкидывал.
Более серьёзным оказалось прекращение финансирования проекта. «Круг чтения» выходил без рекламы. Даже когда перестали платить авторам, это была часть 2008 года и весь 2009-й, он выходил. А на 2010 год «Круг чтения» в подписной рекламе анонсирован не был.
Редактор Юрий Кухмарь ответил, что нет денег на продолжение проекта.
Мои обращения «в инстанции» толку не дали.
Уволился на пенсию Юра Дьяконов. Ответственным секретарём газеты стал ндрей Королёв, перетащивший в штатные литературные обозреватели Юдина.
Так прекратилась кузбасская «литературная газета».
Жаль, хорошие были эти четыре годика…
<|lj-cut>
Последние свои годы он отдаёт созданию и изданию литературно-исторического альманаха "Красная горка".
Говорит, что набирается материалу ещё на один альманах. Предложил мне написать туда о моей работе над литературным приложением к газете "Кузбасс" "Круг чтения", выходившем четыре года, с 2006 по 2009 год.
Ну, я и написал:
КРУГ ЧТЕНИЯ
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ. Здесь я по большей части буду о себе. Не из эгоизма и самовлюблённости. Из необходимости. Потому что о своей работе. Которую, впрочем, от себя никогда не отделял.
Когда стукнул должный возраст, я решил сменить участь.
Двадцать лет шумной политической и криминальной (что почти одно и то же) журналистики принесли усталость. Со всеми жуликами, какие попали в сектор обзора, поругался. Со всеми мошенниками поссорился. Во всех, за малым исключением, политиках нажил врагов. Среди коллег (социологическая служба Николо-М подтвердит) вышел в «первачи». У врагов приобрёл опасную славу - несчётное количество раз они подавали в суд (результаты средние, от кого-то отбился, с кем-то порешили дело миром, кому-то проиграл) и в это малоприметное судейское здание на улице Кирова я ходил регулярно, иногда чаще, чем на работу.
Да суды – что! Однажды был взорван – в тёмной октябрьской ночи под моей картонно-реечной дверью хлопнули тротиловую шашку – вылетели двери и стекла у меня и в квартире напротив, а заодно в подъезде, сверху донизу, и это стало незабываемым впечатлением на всю оставшуюся жизнь.
И вот пришёл мир. Запели птицы. Зазеленела трава. Облака стали кучерявыми, небо синим, а на счёт в сберкассу стали перечислять пенсию – четыре с лишним тысячи полновесных российских рублей.
Решил подумать о душе и заняться чистой литературой. Благо в кармане рядом с пенсионным удостоверением лежал писательский билет. Конечно, полученный по ущербной, вроде бы даже и не вполне писательской отрасли – публицистике. Но всё одно билет. Писательский, повторяю. Как бы пропуск в ВИП-ложу, в депутатский зал, или даже в элитный класс.
Насчёт элитного класса – это лично моё. Мне писатели с детства представлялись небожителями. Особенно поэты. Мы, простые и бесталанные, ходим – они шествуют. Мы говорим – они вещают. Мы пьём – они вкушают. Мы проживаем согласно прописке – они живут на Белом Свете.
Ничего, однако, элитного в нынешних коллегах-литераторах я давно уже не находил. Время «властителей дум» ушло в прошлое. Напор современных коммуникационных средств отодвинул писательство на задворки общественного внимания. Выдвинулась литература развлекательная, пустая, как сахарная вата: детективы, любовные и эротические романы, а также «фэнтези», которые не надо путать с классической фантастикой, нынешние «фэнтези»-фантазии не на научно-технических мотивах базируются, не на социальной даже фантастике, а на страшных сказках про магию, колдовство и всяческую нежить. Приплюсуйте сюда разные квазилитературные спекуляции на нашем прошлом. Да ещё возникла и проросла чертополохами разнообразная графомания.
Короче говоря, беда настала.
И вот прихожу к редактору Юрию Кухмарю и говорю: а давай-ка я буду делать литературное приложение к «Кузбассу», вроде литературной вкладки.
Редакция тогда жила более или менее благополучно, тираж был, доходы от рекламы имелись, почему бы не попробовать.
В напарники ко мне пошёл сам Юрий Дьяконов. Моё дело – тексты, его дело вёрстка.
Название приложения-вкладки не обсуждали. Пускай будет «Круг чтения».
Первый выпуск – для меня это было очевидно – должен был открыться интервью-беседой с Геннадием Юровым. Таким вот, знаете ли, постановочным. Вроде как директивная передовица – о литераторах, о литературном процессе, о жизни.
Почему с Юровым? Потому что значительнее фигуры в литературном Кузбассе нет. Полно поэтов и довольно неплохих. Мало прозаиков, но всё же имеются. Публицисты в наличии. Но нет одновременно тех, других и третьих. Кроме Юрова. Нет людей, столь тесно связанных с Кузбассом, с Кемеровом, с рекою Томью, от истока до устья, а на устье – Томский университет, образовательная столица Сибири, работавшая в основном на Кузбасс.
Юров в своё время пробудил интерес к малой нашей родине. Не только стихами. Талант стихотворца в нём бесспорен. Но он помимо всего прочего – родоначальник экологической темы в отечественной литературе и публицистике. Его книги «Труженица Томь» и «Река родная» уникальны в своём роде. Знаки уходящей эпохи и одновременно нового времени.
Дьяконов нашёл в редакционном архиве роскошный снимок Юрова. Его сделал Виктор Грызихин, когда Юров был в самом расцвете сил: роскошная борода и снисходительный взгляд сверху вниз, - просто-таки ушкуйник или сподвижник какого-нибудь Молчана Лаврова: затеешь противоречить, ту ж секунду голову сорвёт тебе с плеч и забросит в Томь-реку.
Разговор получился, как мне кажется.
Цитата оттуда, отчасти программная для всего проекта:
«Все мои книги, и прежние, и нынешние, адресованы землякам. И альманах «Красная горка», который адресован – для меня это не громкие слова – будущим поколениям. Сейчас люди в массе своей перестали читать. Но когда-нибудь всё равно начнут. Всё в природе и в обществе циклично. Это ещё Спиноза заметил. И Вернадский. Вернётся интерес к книгам. Будет поэтическое слово вновь востребовано. В том числе в виде газетной витрины, где опубликована поэтическая подборка».
И вот газета на самом деле заговорила языком литераторов. О жизни, о литературе и о себе.
Первый выпуск получился не две полосы формата А3, а на четыре. Вроде решено-разрешено было так сделать только первый нумер, под который отвели последню пятницу месяца. Однако в выпуск вошла лишь малая часть из папки первонакопленного. Ну, интервью с Юровым. Рассказ другого мэтра – Владимира Мазаева, нетипичный для него этюд о Достоевском в Кузнецке. Подборка стихов Виталия Крёкова – этого человека-поэта, его ясноглазую душу я искренне люблю, о чём не преминул сказать в короткой «подводке» к стихам:
«На голове у Крёкова русого цвета ни волосинки, бел, как ковыль, мужик. Но открыт и простодушен, словно отрок. Всегда был таким. По специальности, давным-давно полученной в строительной школе, он – печник. Полезный работник для деревни или городской окраины, не отвыкшей от естественной, не искорёженной ленивым благоустройством жизни. Наверное, ремесло это подвигает к особой открытости – только искренний человек умеет подарить людям тепло. В прямом – печном – и переносном – человечьем – смыслах.
Мы знакомы страшно много лет. Помню молодой шахтёрский город и серую пятиэтажку на окраине тайги. Пьём весёлое красное винцо и сватаем за Виталия девушку Нину – фельдшерицу из шахтового медпункта. Красивая – полнотелая, уютная. Крёкову нравится Нина. А он ей нет. Она уходит, и Виталий рыдает безутешно, в голос – по-младенчески.
Он такой всегда – без хитростей и умолчаний. Он прост в жизни. Неблагоразум и нескопидом. И столь же наивно талантлив в литературе. Нынче Крёков строит «новым русским» камины, а когда нет заказов, пишет. Выпустил уже четыре книжки стихов – замечательных, на мой взгляд. Даже иногдашнее как бы косноязычие, непопадание в лад и размер, не во вред для них. Время от времени берётся за прозу. В последних «Огнях Кузбасса» напечатаны три его вещи, он их назвал рассказами. Ладно, пускай так. Только это не совсем рассказы, скорее всё та же поэзия, только другим слогом.
Крёков – поэт, что бы он ни творил. Эдакая русская свирелька из черёмуховой коры и простодушно босоногий и юный Господь подбирает на ней мелодию. Без нот и без затей. По слуху – чуткому как у лани».
Книжно-журнальная хроника: как раз вышли «Огни Кузбасса» и «Красная горка» и несколько книг кузбасских авторов, в том числе Александра Раевского, которого до той поры я практически не знал. Из важного – статья Виктора Арнаутова об одном историческом романе одного кемеровского автора, вернее, о ляпах этого романа и – в широком смысле – о падении качества литературы, ставшей бесцензурной и безредакторской, когда произвол автора беспределен и шокирует грамотного читателя.
Ещё один друг – Михаил Анохин. Поразительный человек. Без высшего образования и с сомнительным (заочным) средним, он прочитал, как мне кажется, всё на свете. Да не просто прочитал – осмыслил, взвесил и составил собственное мнение. Мы с ним, громогласным, с головой, кудрявившейся во все стороны, познакомились во время шахтёрских забастовок, а как в нашу жизнь пришёл интернет, активно переписывались «мылом», то есть электронной почтой.
Признаюсь, этот огромный «по мыслительному охвату» человек забивал меня эрудицией и литературной разносторонностью. Я изнывал от невозможности познакомить читателей с его превосходного качества прозой и весьма качественной публицистикой. Единственный минус Анохина – совершенно хулиганское отношение к пунктуации и грамматическим согласованиям. Он будто нарочно пренебрегал грамматическими правилами и канонами, всеми сразу, язык существовал для него только в виде способа донести мысль и не успевал за этой мыслью, «как за возом бегущий дождь соломин».
Одну из работ Анохина (мемуар из «Записок забастовщика») я некогда пристроил в ныне заглохшую газету «Губернские ведомости», рассказ «Васька» подсунул, маленько почистив по части грамматики и пунктуации, в «Огни Кузбасса». На очереди оставались другие его рассказы и повести, у них всё ж был шанс, они позже стали регулярно появляться и в наших «Огнях», и в «Сибирских огнях». А с публицистикой оказалось дело швах, на Анохина у всех оказалась будто аллергия. Так что статью друга «Что нам делать с искусством» я поставил в выпуск с особым удовольствием.
Намерение издавать «Круг чтения» повергло сочленов по писательскому сословию в некоторое изумление. «Надо бы редколлегию создать. Или ответственного назначить от писательской организации», - сказал Сергей Донбай.
Я принял самый кроткий вид, на который способен: «Назначьте меня, я буду редколлегией».
Тем и закончились прения. В одном из ближних выпусков я всё ж дал незаметной строчкой объяснение, что все решения по выпуску буду принимать самолично. Таким образом, первая и последняя «литературная газета» Кузбасса стала совершенно независимым изданием. Даже от издания-отца – газеты «Кузбасс».
«Марочку», однако, что «Круг чтения» издаётся в рамках национального проекта «Культура» в выходных данных поставили. Тем более, что это давало шансы редакции получить кое-какие деньги у культурного департамента. Вроде бы они некоторое время были получаемы. И авторы литературного приложения получали полновесные газетные гонорары за свои публикации. На фоне обычного писательского безденежья это выглядело существенным материальным подспорьем.
«Круг чтения» выходил ровно четыре года. За это время в нём были опубликованы практически все серьёзные литераторы Кузбасса. Включая мемориальные подборки стихов ушедших писателей.
Некоторые из здравствующих напечатались по нескольку раз. Например, Геннадий Юров. И, конечно, мои литературные друзья-приятели Виталий Крёков, Михаил Анохин. Владимир Соколов, Владимир Иванов, Виктор Арнаутов. В этом, в своего рода семейственности, каюсь. Единственное извинение – мужики хорошие. В смысле – писатели.
Были отрецензированы десятки, если не сотни, новых книг. Представлены новые выпуски журналов, в основном сибирских и дальневосточных. Тех, которых нет в пристрастном, ориентированном на Москву и только на неё интернетовском «Журнальном зале», например, «Бийский вестник», «Дальний Восток», «Кузнецкая крепость».
На первой полосе четырёхстраничного «Круга» стала появляться публицистика, скажем так, глобального характера. Генеральная тема – место России и СССР в мире, история нашей страны и борьба против её фальсификаций. Это были как мои заметки, так и статьи Анохина или перепечатки из малоизвестных изданий.
Но всё ж основным содержанием была литература. Наша. Своя. Родная. Какой нет нигде, только в Кузбассе.
Приветствовались новые имена. С невероятным удовольствием я готовил в «Круг» рассказы новокузнецкого прозаика Дмитрия Хоботнева. Вскоре он выпустил книжку прозы и я стал её редактором, практически техническим – парень пишет очень «чистенько». Хоботнев стал участником совещания молодых писателей где-то на Урале и там его, без особых бюрократических процедур, приняли в Союз писателей.
А ещё в профессиональное сообщество приняли Михаила Анохина и я дал ему рекомендацию – единственную, какую вообще дал в своей членско-писательской ипостаси. Кстати, написал предисловие к его книжке рассказов. Собственно, это была рецензия к ещё ненапечатанной книге Михаила Петровича.
Для себя лично я открыл кемеровского прозаика Андрея Иванова (Юрича). Жаль, поздновато. Как и Игоря Кузнецова, поэта, по-моему очень хорошего. Ну, и для читателей, надеюсь, они тоже стали открытием.
Внутри «Круга» возник круг литературных критиков. Именно критиков, разбиравших тексты и смыслы, иногда нелицеприятно.
Понемногу «Круг чтения» стал наживать не только друзей, но и врагов.
Сначала графоманы атаковали. Присылали стихи. Звонили. Приглашали выпить-закусить. Отстали только после нескольких рецензий вроде этой:
Некогда великий литератор Белинский объяснил разницу между умением написать складный текст, то есть версификаторством, и истинным творчеством. Это тонкая материя. Гораздо проще тому ж Белинскому, должно, было б оценить «на двойку» старательное графоманство.
В последнее время выходит много книг, прочтение которых старомодному читателю, привыкшему к достойной литературе, доставляет просто-таки физические страдания. Дело по-видимому в том, что сегодня издать что-то – раз плюнуть. Были б деньги да пробивная сила и вот он кошмар под ламинированным переплётом. Фильтров в виде обязательных литературных консультантов и профессиональных редакторов нынче, считай, нет и графоманство цветёт рясным цветом.
Ну, и так далее – там несколько очень смешных цитат из вполне бездарного романа и комментарии к ним.
Крайне забавной, на мой взгляд, оказалась полемика с Владимиром Кагановым. Этот не графоман вроде, давний член писательского сообщества. Но…
Началась полемика заметкой о подборке кагановских стихов в «Огнях Кузбасса», цитирую по «Кругу»:
В очередных «Огнях Кузбасса» появилась подборка стихов кемеровчанина Владимира Каганова «Магический круг», родившая некоторые недоумения.
Самая первая строфа самого первого (из пяти) стиха:
Вот уж вечер жизни, а всё снится,
Что, как в сказке детских лет,
До сих пор с небес родных струится
Тот вечерний несказанный свет.
У Есенина почти столетием раньше было написано «Письмо матери»:
Ты жива ещё, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет.
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Ладно. Заимствования в литературном обиходе случаются. Сам Пушкин содрал, простите за резкость, у Жуковского выражение «гений чистой красоты». И ничего. Потому что дружки по «Зелёной лампе» и «Арзамасу».
Каганов Есенину вряд ли приятель, поэтому лучше бы кавычками цитатку обставить.
Ну, там ещё было несколько цитат. Прямых и малость замаскированных – из Мандельштама, Белого, а также самого Пушкина.
Обидевшийся Каганов написал гневное письмо в писательскую организацию. Мне его передали «для принятия мер». Я письмо опубликовал со своим комментарием, цитирую заключительный абзац:
В завершение совет всем, включая Каганова: не пишите плохих стихов. Никакие «реминесценции» их не спасут. Не пишите. И не придётся защищаться от «толстопузых насмешников». Лучше – читайте. Пушкина, Есенина, Мандельштама. Пейте из родников, не заражённых бактериями эпигонства».
А для верности попросил ещё и поэта Дмитрия Мурзина высказаться и это был «контрольный выстрел в голову».
Но супершуткой оказалось позднейшее намерение Каганова напечатать в «Круге» свои стихи. Я его с удовольствием обидел отказом.
Иногда «Круг чтения» пытались оскорбить и уничтожить. Одна из статей по поводу «Круга» называлась «В жанре доноса». Это, как подчеркнул автор Юрий Юдин (нынче он пишет на литературные темы в газете «Кузбасс»), одновременно заголовок и обозначение жанра. Прозрачнее некуда. Меня, написавшего статейку о плохой (на мой взгляд) прозе Евгения Гришковца с упоминанием того, что нелегко было выжить интеллигентному еврейскому мальчику, привыкшему делить мир на «своих»-хороших и «чужих»-плохих, в пахнущей плохим мылом и матерщиной флотской среде, но всё ж выжил и даже сделал на воспоминаниях о службе театральную карьеру, так вот меня обвинили в анисемитизме и обратились в департамент культуры с настойчивым пожеланием закрыть «Круг чтения».
В последующее время на «Круг» пытались всяко повлиять. На письма мелких начальников и начальниц с требованием печатать тех и не печатать этих, я поступал просто – выкидывал.
Более серьёзным оказалось прекращение финансирования проекта. «Круг чтения» выходил без рекламы. Даже когда перестали платить авторам, это была часть 2008 года и весь 2009-й, он выходил. А на 2010 год «Круг чтения» в подписной рекламе анонсирован не был.
Редактор Юрий Кухмарь ответил, что нет денег на продолжение проекта.
Мои обращения «в инстанции» толку не дали.
Уволился на пенсию Юра Дьяконов. Ответственным секретарём газеты стал ндрей Королёв, перетащивший в штатные литературные обозреватели Юдина.
Так прекратилась кузбасская «литературная газета».
Жаль, хорошие были эти четыре годика…
<|lj-cut>
