Александр Блок
Nov. 29th, 2010 10:22 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
О Блоке забыл, старый склеротик!
Всю жизнь проживя около его книг.

Опять, как в годы золотые,
Три стертых треплются шлеи,
И вязнут спицы расписные
В расхлябанные колеи...
Блок музыкален. Не внешне, когда алиттерации бубенчиками. Внутренне. Вот есть у человека голос - он взял и запел. Как птица с ветки.
И образность у него не лихорадочная, заикающаяся, что ни строчка - эпатажные "имажи", словесные ребусы, отсылы, аллюзии.
И живопись. Всё так просто:
Ты помнишь? В нашей бухте сонной
Спала зеленая вода,
Когда кильватерной колонной
Вошли военные суда.
Четыре — серых.
Да-с, господа. "Четыре серых" на фоне зелёной воды. Малевич тут же умывается.
Друг моего брата Молчанов как-то сказал: "Он стихи читает? Подпиши его на Блока".
Я был недоросль и разрывался на части. На две. Любовь и чтение.
Про любовь - понятно.
В стихах дрейфовал от Маяковского к Пушкину и от Есенина к Багрицкому. И новую поэзию вычитывал в журналах. И подзабытую старую - в мемуарных книжках Ильи Эренбурга.
Блок затянул, как воронка на бурной воде: медленно поначалу, потом быстрее - и ухнул в мальстрем, и с концами.
Дневники его читал. Пристально и внимательно. Рецензии. Переписку с женой. Удивлялся странности этих отношений. ну, думал, так у них, у поэтов, принято. Вот и Маяковский с Лилей Брик и Осипом...
Насовсем в душу въелись самые неприметные стихи Блока. Почему - не скажу. Не знаю.
Вот стих, незаконченный, посвящённый одной и любимых:
На небе — празелень, и месяца осколок
Омыт, в лазури спит, и ветер, чуть дыша,
Проходит, и весна, и лёд последний колок,
И в сонный входит вихрь смятенная душа…
Не канонический, конечно, Блок. Но - он.
Не люблю его начальное "Я отрок, зажигаю свечи, огонь кадильный берегу". И последнее: "Двенадцать".
Ах, да. Ему уже 130.
Всю жизнь проживя около его книг.
Опять, как в годы золотые,
Три стертых треплются шлеи,
И вязнут спицы расписные
В расхлябанные колеи...
Блок музыкален. Не внешне, когда алиттерации бубенчиками. Внутренне. Вот есть у человека голос - он взял и запел. Как птица с ветки.
И образность у него не лихорадочная, заикающаяся, что ни строчка - эпатажные "имажи", словесные ребусы, отсылы, аллюзии.
И живопись. Всё так просто:
Ты помнишь? В нашей бухте сонной
Спала зеленая вода,
Когда кильватерной колонной
Вошли военные суда.
Четыре — серых.
Да-с, господа. "Четыре серых" на фоне зелёной воды. Малевич тут же умывается.
Друг моего брата Молчанов как-то сказал: "Он стихи читает? Подпиши его на Блока".
Я был недоросль и разрывался на части. На две. Любовь и чтение.
Про любовь - понятно.
В стихах дрейфовал от Маяковского к Пушкину и от Есенина к Багрицкому. И новую поэзию вычитывал в журналах. И подзабытую старую - в мемуарных книжках Ильи Эренбурга.
Блок затянул, как воронка на бурной воде: медленно поначалу, потом быстрее - и ухнул в мальстрем, и с концами.
Дневники его читал. Пристально и внимательно. Рецензии. Переписку с женой. Удивлялся странности этих отношений. ну, думал, так у них, у поэтов, принято. Вот и Маяковский с Лилей Брик и Осипом...
Насовсем в душу въелись самые неприметные стихи Блока. Почему - не скажу. Не знаю.
Вот стих, незаконченный, посвящённый одной и любимых:
На небе — празелень, и месяца осколок
Омыт, в лазури спит, и ветер, чуть дыша,
Проходит, и весна, и лёд последний колок,
И в сонный входит вихрь смятенная душа…
Не канонический, конечно, Блок. Но - он.
Не люблю его начальное "Я отрок, зажигаю свечи, огонь кадильный берегу". И последнее: "Двенадцать".
Ах, да. Ему уже 130.