65

[vas_pop]

 

 Занимается утро второго 65-летнего цикла моей жизни.
 

Что чувствую?
Досаду. Вся семейка на разных стадиях ОРВИ. В том числе и я.
Равнодушие. Нет моих заслуг в том, что дожил до такого возраста. Могу только удивиться верности банальной сентенции, что жизнь проходит быстро.
Очень быстро.
Как насморк. Злишься, прыскаешь в нос всякими снадобьями, а глядь он и сам собой прошёл.

Володя Михеев написал про меня.
Известный кемеровский журналист, мой ровесник.
Но и помимо возраста у нас с ним много общего. Иногда, например, работали вместе - в "Заре" и "Кузнецком крае".  В разные годы.
А ещё раньше, скажем так, на стадии поздней молодости, когда мы даже ещё не знали друг друга, крутили романы с двумя одними и теми же женщинами.
Не подумайте о дамах ничего плохого. Это происходило не одновременно. Когда я закончил с блондинкой, на моё место заступил Володя. А когда он расстался с брюнеткой, дежурство принял я.
Обе были разные, но с отменно большими грудями - 700ИБЛАНОВ, звидуй.
Эх...
Кстати, обе были еврейки.
Это я специально для тех, кто считает меня антисемитом.

А когда мы с Володей не работали вместе, то всё равно плыли на параллельных курсах.
Однажды, впрочем, единым экипажем - мы с ним сплавились по весеннему Тайдону с заездом с верха, от золотарского посёлка Центрального.
Сплав был коротким, в три полевых ночёвки, но никогда я так сильно не замерзал, как на том Тайдоне, где по берегам ещё лежал снег.
Начали с Малого Тайдона, верховья там буреломные, речка распадается на протоки и пришлось заниматься проводкой нашего судна - где по яйца в холодной воде, а где и по грудь и казалось временами, что сердце льдом займётся.

А ещё доёбывал дождь. Я, в ту пору курящий, ехал в куртке с капюшоном от офицерского комплекта химзащиты. Чтоб закурить, надо было лезть под куртку за сигаретами и спичками, откидывая капюшон. В это время дождевые осадки долбили струями по башке, набирались в капюшон, и когда я вновь засупонивался на все стяжки, протекали к телу и тихо и зябко текли по спине прямо, сцуко, в трусы. Непередаваемо мерзкое ощущение.
С последней ночёвкой повезло - наехали на егерскую избу и переночевали в бане.

Отплыли раным-рано, в туман. Видимость - до кончиков пальцев вытянутой руки.
Да и не вытянутой тоже.
Через несколько часов нас из этого тумана облаяла собачонка - проходили мимо бывшего посёлка, там ещё тогда кто-то жил.
Тихими меандрами тайдонских низовий вплыли в Томь, туман кончился, как ножом обрезанный, и открылась Река - большая, половодная, сияет на солнце.
Тут и согрелись, наконец.

Фотодокументов с того похода нет, фотоаппарат, по-моему, даже и не брали. Есть, впрочем, где-то карточка, где мы в редакции пакуем рюкзаки..
Ну, ещё и заметка в газете Володиного авторства. И вот ещё одна.

Всегда интересно, когда о тебе пишут. Не с целью, чтоб обосрать - обосрательно-целеустремлённые тексты все на мотив "Собачьего вальса", ничего нового. А вот так, как Михеев, - с иронией и играя словами. Читая, будто видишь себя впервые на мониторе или слышишь записанный свой голос. Ведь сам себя внутренне ощущаешь совсем другим.
Кстати, мало кто умеет, как он, словами и смыслами играть, как Владимир Михеев. Ещё и ради этого стоит почитать то, что ПОД КАТОМ. 

Если кто-то прочтет сей труд пропадёт не напрасно (вникнув, он поставит запятую в нужном месте).
Автор

Помнится, первый же взгляд на Попка, не оставил сомнений: этот родился по собственному желанию! На нынешних фото, что предваряют его публикации и художественную прозу, Василий скорее печален, чем задумчив. Зато его улыбка на походных снимках выдает землепроходца-открывателя (на худой конец, покорителя вершин). Поскольку даже в дни 65-летия он служит своему призванию, резонно считать на сегодня главным достижением юбиляра не результат, а путь.

Где он провел меня тем летом…

Не зная, как выглядят звезды вблизи, увязался за ним в верховия Тайдона. Борисыч взял, но, как потом дошло, при этом улыбнулся улыбкою судьбы, показывающей зубы. Признаться, ни до, ни после не уставал на отдыхе так, как выложился с ним. Дни нашего самосплава (не считая ночевок) убедили: экстрим – это всего лишь люди. Такие, как Попок. Все остальное оборимо.

Однако, как ни тяжела была ноша, а результат не тянет. Душа даже парит: «…но ценим мы таких: суровых, несгибаемых, упертых, как эти скалы, лицом порожистых, породистых натурой и цельных, что твой монолит. Не то, что сжатая, вся в пене и ревущая порогами, река». – Таким явился мне Тайдон в сравнении с Попком – картинным кормчим, отлитым из железной воли. Мэтр закипал только на ровном месте: тихие плесы не для него. «Не выдержав покоя тишины, Василий крикнул. Звери задрожали, в обморок упали. Так мы никого и не увидали, кроме встревоженного выводка утят». И это лишь абзац из нашего похода, в котором вслед за катамараном на гребень возносились и захлебывающиеся восторгом строки.
Мне нравятся писатели Толстые, Пришвин, Грин. Попка ценю как вдохновенного организатора и летописца собственных походов. Здесь, как и в кузбасской публицистике, его след невозможно не заметить, трудно недооценить. Маршруты он прокладывает по стопам первооткрывателей, увлекая и таща за собою желторотых и неопытных.
– Василий Борисович, а кем ты видишь себя в экспедициях Чихачева, первого исследователя земли Кузнецкой?
– Чихачевым! – не подумав, но моргнув глазом, ответствует сегодняшний Чапай. Как вам такое уравнение?
Еще парочка ответов мэтра на недослушанные вопросы.
– «Мой друг – Иван Лапшин» – определил себя Василий, назвав любимый фильм.
– Журналист лает за те ворота, к которым привязан…
– Иначе неприлично, – обрывает, задетый за живое ниспровергатель авторитетов. – При всем том наша газетная грызня пристойнее мышиной возни, честнее подковерных игр, крысиных бегов и прочих закулисных сделок!
– Принято считать, что журналист выстраивает свою карьеру на манер представительниц первой древнейшей профессии: вначале творит ради своего удовольствия, потом ради чужого и, наконец, сугубо ради денег…
– Куда деваться, – самодовольно ухмыляется юбиляр, – Есть грех, засиделся на старте, затянул с профессиональным взрослением…
Да, публицистика остаётся для него праздным трудолюбием, и он еще по-юношески верит в торжество и силу печатного слова. При этом ощущение, что, зная Попка столько десятилетий, ты его так и не раскусил. Чего стоит улыбка феи-фурии, оставляемая им на пороге редакционного кабинета, в котором при невозможности атаковать мысль он атаковал мыслителя (из тех друзей, которые помогают ему жить и мешают работать).
Как автор, он немыслим вне повседневности, но как герой, осознает эту стихию, как гражданскую тяжбу с судьбой. Масштаб дарования позволяет осмыслить любую бессмыслицу и, не сдавая позиций, сменить звучание. Так, если раньше публицист бился с привилегиями, то сегодня отстаивает права. Все-таки здорово, что Попок находит самовыражение в призвании. Эта внутренняя гармония позволила юбиляру в пору общественных потрясений, судорог и конвульсий адекватно отображать эпоху. Почуяв, что грядет обескультуривание общества, он подался в молодые писатели, открыл в «Кузбассе» Литературный клуб. Ввиду наметившейся пропасти между поколениями ушел с головой в народ, в газету «Земляки».
Факты не всегда соответствуют истине. Даже у самого искреннего очевидца, правда своя. Судите по Попку, который был судим (и не один раз) за то, что заносчиво разоблачал, а не бесстрастно отображал действительность. Оставив эту детскую болезнь «Нашей газете», он заразил ею сегодняшних акул пера.
Звучит парадоксально, но чувство юмора так и не переросло в нем чувства собственного достоинства. Не потому ли, ловя его улыбку, устаёшь удивляться: этот человек предпочитает быть правым, а не счастливым (только вспомнить число предъявленных ему судебных исков!). Впрочем, правом «быть не без греха», – этой единственной людской привилегией журналисты пользуются сообразно тиражу, который под рукой. Попок пустил в тираж многих, хорошо знакомых не только ему. Пустил как по линии общественно-публицистической деятельности, так и сегодняшней своей мелкопоместной жизни (читай «Деревенские рассказы»).
Известно: у двух журналистов минимум три мнения. Если нас что-то по-настоящему и разъединяло, то лишь стремление одного вести здоровый образ жизни, ибо в понятии другого «здоровый», значит, «вместо жизни» (честь столь тонкого наблюдения принадлежит, разумеется, ему). Маэстро ценит лишь чистосердечные признания в свой адрес. При этом краснеет сразу, пусть даже суть похвалы не переходит грань печатных выражений. Но многое ли скажешь, глядя на Попка? И чем его проймёшь? Творцу социальных образов и типов даже отборные слова – слону дробина! Наушничества юбиляр не переносит и даже шутки привычно отпускаешь ему в глаза, а правду режешь – в ухо.
Таков этот нетипичный представитель нашего поколения: ему не хватило ума глупо прожить жизнь. И чудится за далью лет, что даже Томь на фоне Попка мелеет, а дикие берега милеют.
Напоследок совет молодым: журналистике всегда нужны новые штампы, поэтому повторяйтесь, как Василий Борисович, только в неповторимом!
…Уже не осень. Впереди весна. Оглядываясь на то лето, которое провели вместе (благо, не оно нас), соглашаюсь с кормчим: испытанный, немало повидавший катамаран – лучшее спасательное средство в водоворотах жизни.
Владимир Михеев

<|lj-cut>