Евгений Буравлёв
Sep. 20th, 2011 06:59 amЗавтра было бы 90 лет поэту Евгению Буравлёву.
Но умер он в пятьдесят с мелочью.
Муза в прорабском плаще». Так назвал стихи Евгения Буравлёва один маститый литературовед.
Наверное, правда. Буравлёв много писал о людях живого, не отвлечённо-умственного труда. «Кто не был бригадиром – тот не был командиром», - это о своём коллеге по железнодорожной стройке. Или про тепловозного машиниста, которому «И все ж к дороге не привыкнуть, она - как жизнь: хоть век езжай, а для раздумий, если вникнуть, дает все время урожай».
Кстати, тем машинистом был поэт Виктор Баянов.
Рассказывают, что Буравлёв любил людей с талантливыми руками. Столяров-краснодеревщиков, механиков, печников, умевших создавать нечто реальное, а не умозрительное.
Наверное, тосковал по своей профессии. Изначально он авиационный техник. После школы (он учился на станции Промышленная в Кузбассе) окончил Иркутское авиа-техническое училище. Воевал в авиаполку. Потом был в сапёрах. Это после штрафбата, куда ненадолго определили его за буйный и неуступчивый нрав. После войны кочевал по стройкам. Работал на Крайнем Севере. В 1950-е годы вновь оказался в Кузбассе – строил железнодорожную ветку Новокузнецк – Абакан.
Писал стихи. И оказался на заочном отделении Литературного института в Москве. Где, кстати сказать, подружился с Виктором Астафьевым, учившимся на Высших литературных курсах. Оба солдаты войны. А главное – оба сибиряки. Мудрено не подружиться.
В знаменитом романе Астафьева «Царь-рыба» (по нему и кино есть, и театральная постановка, и даже опера сочинена) есть стихи. Вернее, как бы наброски стихов. Так вот они принадлежат Евгению Буравлёву, астафьевскому литературному однокашнику.
Учился Буравлёв в семинаре Михаила Светлова. Классик советской поэзии очень ценил своего ученика. И однажды защитил от разносной критики, сказав, что лично бы подписался под многими стихами Жени Буравлёва.
Вернувшись после учёбы в Кемерово, Буравлёв стал создателем областной писательской организации. Их было немного, наших писательских родоначальников. Но все очень талантливые и заслуженные люди. Естественно, прошедшие войну, как он сам и первый (не только по счёту, но и по значимости) прозаик Кузбасса, лауреат Сталинской премии Александр Волошин.
При непосредственном участии Буравлёва было начато издание литературного альманаха «Сталинский Кузбасс». Вскоре книжное издательство в Кемерове появилось. И новые талантливые писатели – Геннадий Юров, Владимир Мазаев, Виктор Баянов, Гарий Немченко, Валентин Махалов.
Да чего ж перечислять. Их и так все помнят и читают. Даже в наше неласковое к настоящей литературе время.
Буравлёв всегда выдавал себя за коренного сибиряка. За чалдона. Хотя родился в России, в калужской деревне. Было в нём нечто такое – кряжистое. Рассказывали даже, что он однажды зарезал медведя, нарвавшись на него весной. Мишка только-только вылез из берлоги и, видно, сильно проголодался. Но поэт не дал себя съесть.
Представьте себе, медведь пал от простого охотничьего ножа. Говорят, Буравлёв у шорских охотников научился меткому удару.
Может, просто такая легенда. Потому что коллеги по писательскому цеху Буравлёва бесконечно ценили и беспрекословно уважали. Умел он уважение внушить. Но в то же время был скромен. Отказывался от всяких почестей и номенклатурных пайков. И всегда сомневался в своих писаниях. Мне новокузнечанин Виктор Бокин, в 1960-е годы начинающий поэт, рассказывал, что Буравлёв давал ему свои рукописи и просил сказать мнение. Что-то нашёл в молодом парнишке, только-только начавшем публиковаться. Или просто приподнять хотел. Мол, не тушуйся, Витя, не боги горшки обжигают…
Умер Евгений Сергеевич Буравлёв в пятьдесят с небольшим. «Мы не от старости умрём, - от старых ран умрём», - написал когда-то поэт-фронтовик Семён Гудзенко. А Буравлёв, между прочим, горел в сбитом самолёте, был трижды ранен и привёз с фронта орден Красной звезды и полный бант медалей.
О войне он почти не писал. Может быть два-три стиха. Вот один из них:
Я не пишу о войне:
Трудно писать о войне.
А уж кому, как не мне,
Строчку не бросить на круг?
Летчику и стрелку,
Саперу и штрафнику,
Взводному в энском полку
Есть что сказать, мой друг.
Но не сказал.
Говорят, он писал большой роман. Никому не показывал. Прятал. После кончины этот роман не нашли. Может быть, именно там было то, недосказанное…
Но умер он в пятьдесят с мелочью.
Муза в прорабском плаще». Так назвал стихи Евгения Буравлёва один маститый литературовед.
Наверное, правда. Буравлёв много писал о людях живого, не отвлечённо-умственного труда. «Кто не был бригадиром – тот не был командиром», - это о своём коллеге по железнодорожной стройке. Или про тепловозного машиниста, которому «И все ж к дороге не привыкнуть, она - как жизнь: хоть век езжай, а для раздумий, если вникнуть, дает все время урожай».
Кстати, тем машинистом был поэт Виктор Баянов.
Рассказывают, что Буравлёв любил людей с талантливыми руками. Столяров-краснодеревщиков, механиков, печников, умевших создавать нечто реальное, а не умозрительное.
Наверное, тосковал по своей профессии. Изначально он авиационный техник. После школы (он учился на станции Промышленная в Кузбассе) окончил Иркутское авиа-техническое училище. Воевал в авиаполку. Потом был в сапёрах. Это после штрафбата, куда ненадолго определили его за буйный и неуступчивый нрав. После войны кочевал по стройкам. Работал на Крайнем Севере. В 1950-е годы вновь оказался в Кузбассе – строил железнодорожную ветку Новокузнецк – Абакан.
Писал стихи. И оказался на заочном отделении Литературного института в Москве. Где, кстати сказать, подружился с Виктором Астафьевым, учившимся на Высших литературных курсах. Оба солдаты войны. А главное – оба сибиряки. Мудрено не подружиться.
В знаменитом романе Астафьева «Царь-рыба» (по нему и кино есть, и театральная постановка, и даже опера сочинена) есть стихи. Вернее, как бы наброски стихов. Так вот они принадлежат Евгению Буравлёву, астафьевскому литературному однокашнику.
Учился Буравлёв в семинаре Михаила Светлова. Классик советской поэзии очень ценил своего ученика. И однажды защитил от разносной критики, сказав, что лично бы подписался под многими стихами Жени Буравлёва.
Вернувшись после учёбы в Кемерово, Буравлёв стал создателем областной писательской организации. Их было немного, наших писательских родоначальников. Но все очень талантливые и заслуженные люди. Естественно, прошедшие войну, как он сам и первый (не только по счёту, но и по значимости) прозаик Кузбасса, лауреат Сталинской премии Александр Волошин.
При непосредственном участии Буравлёва было начато издание литературного альманаха «Сталинский Кузбасс». Вскоре книжное издательство в Кемерове появилось. И новые талантливые писатели – Геннадий Юров, Владимир Мазаев, Виктор Баянов, Гарий Немченко, Валентин Махалов.
Да чего ж перечислять. Их и так все помнят и читают. Даже в наше неласковое к настоящей литературе время.
Буравлёв всегда выдавал себя за коренного сибиряка. За чалдона. Хотя родился в России, в калужской деревне. Было в нём нечто такое – кряжистое. Рассказывали даже, что он однажды зарезал медведя, нарвавшись на него весной. Мишка только-только вылез из берлоги и, видно, сильно проголодался. Но поэт не дал себя съесть.
Представьте себе, медведь пал от простого охотничьего ножа. Говорят, Буравлёв у шорских охотников научился меткому удару.
Может, просто такая легенда. Потому что коллеги по писательскому цеху Буравлёва бесконечно ценили и беспрекословно уважали. Умел он уважение внушить. Но в то же время был скромен. Отказывался от всяких почестей и номенклатурных пайков. И всегда сомневался в своих писаниях. Мне новокузнечанин Виктор Бокин, в 1960-е годы начинающий поэт, рассказывал, что Буравлёв давал ему свои рукописи и просил сказать мнение. Что-то нашёл в молодом парнишке, только-только начавшем публиковаться. Или просто приподнять хотел. Мол, не тушуйся, Витя, не боги горшки обжигают…
Умер Евгений Сергеевич Буравлёв в пятьдесят с небольшим. «Мы не от старости умрём, - от старых ран умрём», - написал когда-то поэт-фронтовик Семён Гудзенко. А Буравлёв, между прочим, горел в сбитом самолёте, был трижды ранен и привёз с фронта орден Красной звезды и полный бант медалей.
О войне он почти не писал. Может быть два-три стиха. Вот один из них:
Я не пишу о войне:
Трудно писать о войне.
А уж кому, как не мне,
Строчку не бросить на круг?
Летчику и стрелку,
Саперу и штрафнику,
Взводному в энском полку
Есть что сказать, мой друг.
Но не сказал.
Говорят, он писал большой роман. Никому не показывал. Прятал. После кончины этот роман не нашли. Может быть, именно там было то, недосказанное…