Кузбасс - Алтай-2

Утро.
Утро.
Завтрак.
Грузим сумки в багажник.
Пристань. Ждёт катер «Ямаха» и рулевой-хозяин-капитан Женя.
Дует «верховка». В сущности – бриз. Холодный ветер утром спускается с горы. После обеда штиль. Вечером – «низовка», тёплый воздух поднимается вверх, в гору.

Говорю: «верховка».
Выходим из узкости в самое широкое место озера (оно же и самое глубокое, около 300м), волна усиливается и вот уж она до полутора метров.
Напротив – Яйлю. Там контора Алтайского заповедника. Оттуда мы когда-то уходили вверх по горе и через пятеро дней достигли реки Абакан. Потом сплав. Поход 4-й категории.
Высадка в Яйлю невозможна – волна убьёт.
Водопад Корбу тоже отпадает. Не пристать к берегу – вал, «верховка». Летом затонула лодка, погибли четверо.
На дне, говорят, гигантский слой ила. Можно поверить – вёснами Башкаус (приток Чулышмана) и сам Чулышман прут белые от взвесей. А вытекающая из озера Бия чиста, как стёклышко. Утопленники в иле стоят, небось, столбами.

Спасжилеты не надеваем. Моя пропаганда: выплывший всё равно получит в холодной воде паралич сердца. Через полчаса. Спасать некому – до пристани час ходу, даже на «Ямахе»
Лучше спокойно тонуть.

Купили катер на три часа, итого семь с половиной «рублей». Ездим дольше. Женя с удовольствием возит и экскурсоводничает нащот озера: глубины, ширины, длины. Сезон туристского наплыва позади, а тут нечаянный, можно сказать, заработок и развлечение. Высаживаемся. И опять высаживаемся. Съёмки. Всё красиво до неправдоподобности.

Наконец, снова на трассе. Артыбаш – Чоя – Майма- Усть-Сема – Семинский перевал – Ябоганский тракт – Усть-Кан – перевал Кырлык – Усть-Кокса.
Часть дороги – грунтовка, грейдер.

Пограничный пост за Усть-Каном. Ранее, помнится, был не тут – на горе. Ну, их дело.
Глупая работа бдительных погранцов. Зачем едете? Когда обратно?
Узнают, что сегодня вечером – туда, а завтра уже обратно, причём из-за этого пёрлись из Тюмени, охеревают. Деталь, что вся команда – трезвые, это дополнительный резонанс.
У мужиков командировочные удостоверения, а у меня – договор. Анатолий объясняет, что меня везут как знатока-консультанта, писателя- рассуждателя, гида-проводника.
В конечном итоге командированных отпускают, а я заполняю какую-то хрень-анкету. В графе «цель поездки» обозначаю – «отдых», а в «работе» - «пенсионер».

Едем дальше «отдыхать».
Ночь.
Останавливаемся отлить – звёзды будто лохматые. И какая-то планета. Жёлтая, будто собачий глаз. Марс? Или Венера?

В Усть-Коксу ввинчиваемся крутым щебенчатым спуском. Находим отель «Аргут». Так называется приток Катуни, который по моим впечатлениям сплавщика больше и мощнее Катуни. Сама гостиница стоит на берегу Коксы. Точнее – Кок-Су.
Гостиница семейная: хозяин, хозяйка и сын. Ресторана нет. Кухня. Рядом магазин. Можно что-то купить, нарубить салатик, сварить казённые пельмени.
Приходит хозяин, затапливает камин. Вытаскиваю чекушку с коньяком. Разливаем. Жизнь прекрасна.

Стандартный комфорт (туалет, душевая кабина, вода от электронагревателя) дополняется охотничьей экзотикой – надо мной, например, висит башка архара.
По ТВ (от спутниковой антенны) приемлемо показывают три-четыре канала. Как, кстати сказать, днём раньше, на Телецком.
Но от Телецкого мы уехали км на 800.

Ладно, моемся и спим.

ТОПОНИМИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Здесь я перехожу на словарь Ольги Молчановой. Издание 1979 года, Горно-Алтайск. Авторесса из Томского (Сибирского по первоимени) университета. Сейчас работает в Польше, преподаёт славистику, кажется, в Щецине.
Алтай был исследовательской площадкой для многих университетских томичей. Географов, геологов, этнографов, филологов. Григорий Потанин и Николай Ядринцев, это само собой. И, конечно, Василий Сапожников.
Но к топонимам.
Яйлю (Джайляю) суть «летнее пастбище».
Телецкое озеро, озеро телесов, некогда населявших местности близ него, иначе называется Алтын-Коль, Золотое озеро.
Корбу или Корбо, так называется водопад, речка и горный массив – буквально «кустарник» или «поросший кустами, молодыми древесными побегами».
Челушман – от глагола «чолуш», то есть класть крест накрест. «Ман» согласно Василию (Вильгельму) Радлову древний аффикс. Алтайцы называют реку Чулусба, где «ба» - самодийское «река». Из самодийского и Бия, приобретшая русское окончание.
Катунь – Кадын, госпожа, владетельница, хозяйка.
Ну, и хватит пока.

Кузбасс-Алтай-3

Третий день Алтая. Уймонская долина.
Когда её заселяли староверы, беглые каторжники и беглецы с казённых Колыванских и Змеиногорских копей и заводов, Уймон топонимически ощущался как место, где всего «уйма».
На самом деле, «уй» - «корова». Пастбищные угодья тут просто роскошные.
Русские, хлебный народ, занялись и земледелием. Почвенный слой в долине слабый, сантиметров 5-10, вегетационный период на высоте 1000 метров короткий, засушливо – речки, текущие в Теректинского хребта не доходят до Катуни, поэтому была устроена хитрая система орошения и выведен особый сорт пшеницы – «уймонка» или «аленька», так её местные называли за красноватый цвет.
«Аленьку» ещё во времена раннесоветской власти, когда уймонцы подались от атеистов в дальние края, вывезли в Америку. Сорт вроде бы сохранён. Только всё равно здесь по-видимому выгоднее заниматься скотом, а пшеницу завозить из степного Алтая.

Село Верхний Уймон. Музей Рериха. Он пробыл в Верхнем Уймоне полторы недели, завернув сюда во время своего грандиозного путешествия из Индии через Гималаи, Синьцзян и Казахстан в Сибирь, а отсюда через Монголию в Тибет и далее на вторую – индийскую – свою родину.
Музей отчасти новодел (нижний этаж), отчасти сохранённый дом Вахрамея Атаманова, где жила семья Рерихов и те, кто ехал с ними.
Об Алтае лучше всего в книге «Алтай – Гималаи». Там проговорено подробно, что значил для Рериха Алтай.
До Белухи, главной горы Сибири, Рерих не добрался, но на картинах и рисунках она есть.

В полусотне метров музей старожильческого быта. Пожпалуй, более интересный, чем музей Рериха.

Мы, собственно, приехали глянуть на Белуху. Она же Кадын-Бажи (или Кадын-Баш), дающая исток реке Кадын, то есть Катуни.
Василий Сапожников, подробно исследовавший Алтай, утверждал, что Белуха видна уже с нижних террас Теректинского хребта. Туда мы и едем. Анатолий, впрочем, раздумывает и артачится: может, в Тюнгур, оттуда вершина вроде бы видней. Мне неохота трястись убродной дорогой чёрте куда, предлагаю подняться за аил Курунду (от слова «курум» - крупнокаменная осыпь) и посмотреть.
Поднимаемся.
Погода изумительная, небо чистое. Прозрачность воздуха негородская и не равнинная. До Белухи отсюда где-то около сотни км, но она вот – как на ладони. А справа гора – «Палатка», так её называют девушки-алтайки, с которыми мы заговариваем в деревне.
Вид на Белуху роскошный. Тем более на переднем плане жёлтые лиственница, ниже широченная долина Катуни и ближние лесистые вершины, за которыми вечные снега. Анатолий удовлетворён. Эдик в восторге. А Сергей работает.
Звоним домой (связь отличная). И отправляемся обратно.

Перевал Кырлик (диалектное название горы) днём особого впечатления не производит. Нижерасположенные долины вновь вводят в ступор Эдика – красота!
Заезжаем 8-километровым свёртком в Мендур-Соккон (буквально «градом битый»), тут есть музей алтайского быта.
Музей закрыт и в аиле ни одного трезвого.
Один товарищ подходит и начинает умный разговор.
- В Академгородке учился.
- На кого выучился? – вопрос навстречу.
- В райисполкоме работал.
- А почему сейчас не работаешь?
- Сократили.
- А почему пьёшь?
Минутное молчание и слова, которые стали девизом дня:
- Пить надо. Путин приедет.

В Усть-Кане пообедать негде. Кафе с неприветливым персоналом и пивнушка – все «злачные» места. Едем дальше, в Абайскую степь («аба» - отец), откуда вроде как бы пошли основные алтайские роды.
С Ябоганского тракта («ябоган» - имя древнего теленгитского рода) сворачиваем налево – в Чергу (мне нравится толкование топонима от монгольского «чаргы» - «свирепый, неукротимый»). По пути, за плоской долиной взлёт в гору и на вершине того взлёта роскошный вид назад, километров на полтораста, наверное, в Казахстан.
Тут устраиваем перекус с данью хозяину горы «таг-ээзи» из остатков в коньячной фляжке.

Дальше нудная грунтовка вдоль реки Песчаной.
Перевал Кукуя (то есть Кок-Хая – «синяя гора» или «зелёная гора», тюрки словесно не различают эти цвета) и спуск км около полусотни в Чергу.
Скоро мост через Катунь и поворот на Чемальский тракт. По пути заезжаем в Анос, где музей-усадьба художника Григория Чорос-Гуркина. И в Чемал (одно из значений – «ветер») – на знаменитую Чемальскую ГЭС, построенную в 1935 году. Действует по сей день.

Ещё около часа по Чуйскому тракту в Горно-Алтайск. Гостиница. Ресторана нет, но в номере всё, что нужно для готовки: микроволновка, электроплита, набор посуды и, само собой, здоровенный холодильник.

Ужинаем в ресторане «Венеция» на соседней улице. Кухня довольно хорошая. Водка – «Белуга» мариинского производства.




На фото.
Верхнее фото - вид с перевала Поохол, уводящем с Ябоганского тракта в долину Песчаной.
Нижние: Чуйский тракт;  гостиница в Усть-Коксе; музей старожильческого бытва в Верхне м Уймоне.

Кузбасс-Алтай-3-4-5

Горно-Алтайск.
Утром тюменцы умчали снимать местного стихотворца и отмечаться в республиканском правительстве, а заодно навестить коллег из ГТРК.
Я отдыхаю. Брожу по городу (три улицы в междугорье). Покупаю сувениры. Себе и спутникам.
Автору купил вырезанное из кедра существо, символизирующее мудрость: голова, курящая трубку.
Режиссёру-продюссеру такую ж кедровую скульптурку – Богатство.
Оператору и водиле – Любовь каждому. Только одному любовь с детьми – Семью – а другому – без детей, просто Любовь.

Обедаем с алтайцами. Поэт Боронтой, дама с ГТРК и важный чувак из правительства.
Восхитительные маринованные белые грибы. Так себе шурпа и жареный хариус. Отличная водка «Алтай».

На пути в Сростки съёмка первой горы Семинского хребта – Бабырган.
Накануне я рассказал легенду о Бабыргане.
Как он умыкнул у старика Абакана дочь Катунь. И бежать. Но догоняет Абакан ворюгу. В страхе Бабырган бросил Катунь и она растеклась слёзной рекою. Перепрыгивая через реку, Бабырган потерял свои каменные яйца. Теперь это острова типа Патмоса в Чемале.
Абакан рассмеялся на потерянные яйца и отстал. А безъяйцевый Бабырган с горя окаменел…

Сростки. Много музеев нащот Шукшина.
Мужики идут проулком в гору (Пикет, вернее, Бекет называется, это её местные немцы так оглушили), а я присел на камушек.
Рядом тормозит микроавтобус, из него выходят милые русские советские бабы. Входят в проулок. Я делаю морду тяпкой и вежливо, но требовательно предлагаю:
- Так, граждане! Приобретаем билеты!
Бабы пугаются и лезут в сумочки. Мне стыдно.
- Да нет. Пошутил я.
Бабы весело галдят: а мы, мол, не поверили.
Куда там. Поверили в секунду…

На знаменитом сросткинском торжище покупаем с Анатолием по кусману копчёной маралятины.
И опять милые русские советские бабы. Другие. Но похожие.
- Гляди, - говорю, показывая на большой портрет вождя мирового пролетариата, выставленный около сувенирного киоска, - гляди, Толя, это – Шукшин!
Бабы единоголосно:
- Неправда! Это Ленин!
- А, не забыли ещё дедушку Ленина! – я удовлетворён.

В Барнауле. Александр-хаус-отель. Обычная чистенькая гостиничка, только двери в номера отпираются электронным ключом.
На первом этаже кафе. Вполне ничего. Но выбор невелик.
Водка опять «Алтай».

На следующее утро бригада записывает исторического писателя Александра у памятника Николаю Ядринцеву и мы мчим в Новосиб.
Прощаемся на Красном проспекте. У них свои планы, главный из них – скорее домой. А я еду к брату. Ночую и следующим утром в Кемерово.
Кстати, новой дорогой. Мимо озера Танай. Хорошая дорога. Быстрая. А то устал…