vas_pop

Василий Аксёнов, отмечая своё 75-летие, обронил в телеинтервью что-то о «чудовищных» юбилейных цифрах.
Вправду чудовищные. В молодости живёшь-живёшь, а глядь – всего-то год прошёл. А сейчас зима-лето, зима-лето – летоисчисление летит, как кошак через дорогу: шасть и уже голова осматривается в противоположном кювете.
Это к тому, что для меня уже наступила эпоха чудовищных цифр. Вот на днях звонил Серёжа Волков из Салехарда. 45 лет назад началась его северная жизнь. И это связано со мной. 45 лет назад я встречал его в авиапорту Дудинки.
Я, честно сказать, не вспомнил.

Помнится другое.
Перебегая налегке из радиостудии в ресторан «Элден», между ними было едва полсотни метров, я отморозил себе ухо. Это случилось 4 ноября. Морозяка стоял 44 градуса, что даже для сибиряка существенно.
Из порта ушли все суда. И только запоздалый лесовоз «Восток-2» пёр из Игарки по замёрзшему Енисею на Диксон и битый лёд дымился следом в кильватерной полынье.
Ох, как холодно на Севере.
А Серега ведь киевлянин по рождению и по досеверной жизни. Но вот натурализовался и ему уже за 70.
Он старший из нас.

В Дудинке нас оказалось четверо, знакомых по Томскому универу, откуда я вылетел первым, даже не дожив до сессии.
Алик Михайлов, вскоре тоже «пнутый», через полтора года выдернул меня из Иркутска, где я уже отучился курс в тамошнем универе, и мы через Красноярск и через посредство Романа Солнцева приплыли в Дудинку.
На радио.
Чуть позже подтянулся изгнанный на заочное отделение Толя Омельчук. Предполагалось, что следующим станет Юра Щербинин, но приехал Волков.

Алик был на самом деле Толик, но ему нравилось себя называть, как героя аксёновской повести «Звёздный билет», очкарика (Михайлов носил очки) Алика Крамера.
Мы очень любили Аксёнова и казались себе теми, о ком он писал тогда.

Пацанов тут же выкинули в командировки, меня тоже – в Хатангский район, в сельцо-факторию Попигай. Я удачно, то есть быстро вернулся и сел замещать диктора – прежнего уволили за какую-то мне неведомую провинность. Помню, он собирал книжки и кассеты с плёнкой в дикторской и красивым баритоном материл главного редактора Коробова.

Очень тосковал я без друзей – началась пурга и они застряли на факториях (Михайлов в Потапове, Волков в Карауле, Омельчук в Носке), приехали только к Новому году.
Само собой, встречу отметили.
И мы с Серёгой подрались. Он долго меня, занозистого, терпел, целый вечер, и в конце концов отвалтузил.
Культей. У Волкова одна рука была без кисти. Но Серёга очень неплохо ею управлялся. Да и в принципе парень был здоровый – правая у него вообще оказалась «смертельная» и, доложу вам, не один занозистый, гы-гы, её почувствовал.

Драка товарищеских отношений не испортила. Скорее, наоборот. И через не столь уж продолжительное время мы обнялись в Салехарде.
Втроём.
Омельчук, Волков и я.
Алик Михайлов из Дудинки уехал домой в Алтайский край, в село Кытманово – погиб отец, пришлось возглавить семью и вести хозяйство.
Я у него побывал через некоторое время. Встречали там 1970 год.
Потом переписывались, но вновь не встретились, а не так давно, лет десять назад, Алик умер от инфаркта.

Совпадение, что ли: на днях перечитал «Апельсины из Марокко» Аксёнова.
Спиритуалистическое совпадение: так на медиумных сеансах находят нужных духов и нужные ответы на вопросы.
Чудесная советско-комсомольская повесть. Её сильно ругали по выходе (помню, печаталась в «Юности» с замечательными иллюстрациями Стасиса Красаускаса), а ругать-то было не за что.
Она про Север, куда нас, тогдашних, тянуло, как магнитом.
И этому нашему Северу уже 45 лет.

ПиЭс. Равноправный герой повести – теплоход «Кильдин», привезший «марокканскую картошку». Он стоял у пирса в Дудинке. И вроде бы именно с него я делал радиорепортаж. Ещё по осени. А может, с другого, там много судов стояло. Может, с теплохода «Кострома»:

То осень бьёт в антенны, то зима.
Пять баллов бьют по судну «Кострома»…

В капитанской каюте висел цветной групповой портрет тогдашних американских астронавтов. Капитан и старпом угощали пивом из баночек.
Откуда пришли?
С юго-западной Африки.
Куда?
Повезём никель в Англию.

На носу теплохода бездельничала вахта – мужики удили из портовой воды чёрных налимов на закидушки.
И весь Енисей пах свежей рыбой.

В Кемерово приезжает пианист Денис Мацуев.

Приятно.
Чем?
С его папашкой Лёшкой Мацуевым мы были однокурсники по филфаку Иркутского университета.
Запершись в аудитории главного корпуса, в некоторых были ф-но, пили винцо и Лёха импровизировал джазовые дела. Хорошо было.
Лёша одновременно учился в училище искусств (по-моему, на актёрском), а его девушка, будущая жена, была музыкантшей.
1966 год вместе встречали.
Да и вообще.
Лёшка был тёртый и мне это нравилось - набирался светского опыта.

Рад за Лёху. Хороший сын.
И про дружка приятно вспомнить.

Обычно вспоминал эту дату – 11 декабря.
А нынче мимо прошла.
И, наверное, бы не вспомнил, да помер Саша Замогильнов – он и Миша Гревнёв были корпунктом «Нашей газеты» в Новокузнецке.
Фотогеничный мужик. Из старосибирского роду-племени, то есть тюркское в роду было и чуялось скулами, некоторой узкоглазостью. Но вместе с тем русский: глаза светлые, башка и борода русые.
Талантлив был всячески. Выпустил несколько книг, в том числе толстый том пародий, да не пародий в духе поэта-сатирика Иванова, а настоящих – с проникновением в стилистику пародируемого автора, с настоящей имитацией, в смешном варианте, чужого стиля.
Не только пародировал, но и писал стихи, прозу, песни пел и сочинял. И гитарой владел не на уровне «три аккорда», а серьёзно. На городском ТВ вёл какую-то передачу про искусство с литературою.
Что-то его подкосило. Говорят, с женою разошёлся, а она была еврейка и уехала в Израиль, бросила парня.
Такого красавца. Мне казалось, что бабы при одном его виде кончают. А тут вишь как получилось. Оказался однолюб.
А про «НГ» мне вспоминать даже и не хочется. До августа 1991 (включительно) мне казалось счастьем делать такую газету. А после «победы демократии»…
Ладно, как-нибудь напишу и о ней.
Сашу Замогильнова, кто его знал, помяните.