Как мы свергали социализм в 1989 году. И что из этого получилось

[vas_pop]

 

После событий на шахте «Распадской» некоторые приняли случайное за желаемое. Подралось несколько междуреченцев (то ли шахтёров, то ли нет) на железнодорожных путях с ОМОНом, – ага, сейчас «берёзовая революция» начнётся. Функционер компартии собрал вокруг себя полсотни сторонников и прочитал им проповедь – значит, ждите скорых социальных катаклизмов. Новокузнецкий управдом продефилировал по площади с плакатом или кемеровский школяр вышел к почтамту требовать «свобод» – ну, народ, стало быть, волнуется. 
              
               Однако правду сказал многоопытный Аман Тулеев: Кузбасс набастовался на сто лет вперёд…

На дворе июль. Месяц связан с той самой забастовкой 1989 года. Начавшейся в Кузбассе, в Междуреченске, на шахте им. Шевякова. Политических спекуляций на тех событиях наросло, как тины в заброшенном пруду. Говорят, что в Москве каждый год июлем собираются некоторые, особо видные участники. Будут рассказывать, как «крушили» социализм.

В моей памяти отложилось и другое: это был праздник народного самосознания. И ещё: моим землякам хотелось жить лучше и чтоб не слыть быдлом. Не так, не как сейчас. 

Ровно 21 год прошёл. Символическая цифра, три раза семь. Три раза по семь примерили, три раза скроили. То  там
жмёт, то тут тянет. И опять пришла  охота шить-кроить. И  политическими конъюнктурщиками лелеются «вечные вопросы»: что делать и кому идти морду бить?Правда, сами, конечно, никуда не пойдут. А также надеются, что бить будут 
не их морды…
               
                Может быть, эти записки-воспоминания о том, «как молоды мы были, как искренно» и т.д., пригодятся нынешним «революционерам» в качестве «информации к размышлению».

Предупреждаю, что материал изрядно длинён – около 40 тысяч знаков.

Последнее для вступления.

Альтернативные точки зрения подробно разработаны в целой библиотеке истории рабочего движения Кузбасса, сочинённой бывшим историком КПСС (Кемеровский мединститут), а ныне либеральным историком Леонидом Лопатиным (этому ж посвящена его докторская диссертация), идентичная точка зрения представлена коллегой-журналистом Дмитрием Шагиахметовым в его дневниковых заметках, опубликованных в кемеровском литературно-историческом альманахе «Голоса Сибири» года, кажется, два назад. Ещё интересующимся рекомендую книгу журналиста Виктора Костюковского «Кузбасс. Жаркое лето 89-го», это написано по горячим следам, издано в 1990-м – автор вполне ещё правоверный коммунист и надеется на лучшую судьбу «перестройки», ещё не развившейся в перестрелку 1993-го. Наконец, мемуарные записи Теймураза Авалиани. Частично были опубликованы в ныне не издающейся газете "Край" (Кемерово), мне известны в рукописи.

Книги погибли в  пожаре, случившемся (весьма, на мой взгляд, неслучайно) в нашем деревенском доме концом нынешней зимы. Так что ищите их сами. «Голоса Сибири», впрочем, есть в сети.

1.ПЕРВЫЕ ДНИ

То был июль как июль. Теплынь. Грибная пора. Временами налетали быстрые фиолетовые грозы и, отбомбившись в 
полчаса, исчезали, оставляя после себя парящий асфальт…

На площади перед Кемеровским обкомом КПСС (а если стать к нему спиной, то слева будет «Кузбассуголь» и КГБ, 
 а справа – советская власть, то бишь, облисполком и здание областного профсоюза) жёлтая бочка с надписью «Квас». У газона, прямо под памятником вождю мирового пролетариата, зелёная туристская палатка. Перед первомайской трибуной, 
 украшенной гербом СССР, вольно сидят и лежат рабочие кемеровских шахт. Они пришли сюда пешком с Рудника, с тамошней площади перед райисполкомом – эта площадь показалась мужикам важнее.

Забастовщики выстроились в очередь за бесплатным питьём, бегают в туалеты профсоюза. И скучают, отводя душу разговорами. Малолюдно. Разве что в проулке между зданиями КГБ и «Кузбассугля» тусуется группка любопытных иноземного вида, ждёт, когда ж, наконец, ребята начнут штурмовать «оплоты реакции».

Но всё тихо. Десятидневная «июльская революция» пришла в Кемерово на излёте. Если в Междуреченске стачка 
 разгорелась 10 числа (её начали 80 горняков ночной смены шахты им. Шевякова, они, поднявшись на-гора, не сдали светильники и самоспасатели, не разошлись по домам – вышли на площадь перед городским комитетом партии), то в Кемерово она 
 пришла, дай Бог, дня через три-четыре, когда весь Междуреченск уже работал. Да и спокойней, говорю, у нас было: шествие кемеровских забастовщиков с Рудника возглавил секретарь горкома КПСС Владимир Овденко, под партийной эгидой был 
 создан и городской рабочий комитет. 

Главные события в это время проходили не в Кемерове. И даже не в Междуреченске – первозабастовщики быстро 
 договорились с ошеломлённым их напором угольным министром Щадовым, не сумел он отшутиться от разъярённых мужиков, и уже 14 июля приступили к работе – и только тогда, повторяю, забастовочная волна достигла официальной столицы Кузбасса.

2.ТРЕБОВАНИЯ

                Настоящей, повторяю, столицей угольного края на то время стал Прокопьевск, куда съехались посланцы всех шахтёрских (да и некоторых нешахтёрских тоже) городов и где закипели митинговые страсти. 

Штабом забастовщики выбрали дом культуры им. Артёма. Говорили много и бестолково (областное радио вело прямую 
 трансляцию). Обо всём – хотелось выговориться не только шахтёрам, заходили люди с улицы и рвали друг у друга микрофон.

В основном ругались на привилегии начальству, которое колбасу ест каждый день, и на дефицит. А дефицитом тогда было всё – и колбаса, и отдых в Сочи. И книги тоже были в этом ряду, просто сочинения Чехова или Достоевского. И автомобили, даже «Запорожцы». И мыло – одна моя знакомая затеяла по случаю дефицита коллекцию и у неё на книжной полке стояло печаток двадцать разного, даже экзотическое «Пальмолив» – привезла из туристической поездки в Болгарию. Представляете: коллекция мыла!

Собственно говоря, всё из-за этого мыла-то и началось: пришли междуреченские мужики в мойку после смены, а 
 там ни куска. Между тем несколькими месяцами ранее горняки именно этой шахты им. Шевякова, предводительствуемые малость заполошным горным мастером Валерием Кокориным, писали в разные адреса насчёт своих внутришахтовых беспорядков. 
 Вплоть до телевизионного «Прожектора перестройки». Была, если помните, такая очень популярная передача, изобличавшая неповоротливую бюрократию. «Активная жизненная позиция» (вот вам формула прошлых лет – к активности во имя 
 «перестройки» призывали всю сознательную часть общества) не нашла отклика в руководящих кругах и тогда Кокорин со товарищи составил список требований из 21 пункта (символическая цифра!), пригрозив в случае невыполнения их забастовкой. 

Требования – на четвёртом году «перестройки» – вновь проигнорировали и мужики, с утра собравшись в толпу, 
 поехали в горком за правдой. 

В сущности, эти требования (как и требования других кузбасских забастовок, вскипавших там и сям, – их в обкоме 
 КПСС стыдливо называли «отказами от работы») не выходили за пределы обычных профсоюзных: всё то же мыло и полотенца в мойке, беспроблемная доставка на работу, спецодежда. Разве что часть их (например, невесть как на шахту им. 
 Шевякова попавшее требование об увеличении послеродового отпуска женщинам, впрочем, это же ШАХТЁРСКИЕ жёны) выходила за пределы компетенции шахтовой и городской власти. Ещё в этом ряду пункт насчёт снабжения продуктами – снабжение тогда было централизованным, по фондам, составлявшимся в Москве – своего сельскохозяйственного производства не хватало, хотя в угольных объединениях были подсобные хозяйства – «подхозами» их называли. 

Ну, ещё потребовали снять с работы директора – не справляется, дескать. Предложили вывешивать на всеобщее обозрение заработки многочисленных конторских работников – в них с долей справедливости подозревали захребетников, потому что на иных шахтах контора была многочисленней подземников. И ещё прозвучало совершенно ПО-СОВЕТСКИ 
 СОЗНАТЕЛЬНОЕ (хотя и полуграмотное по форме) требование к общественным организациям, вот оно дословно: «В ближайшее время обновить и задействовать, чтобы партком и профком были авангардами в нашей советской перестройке, а не плестись в хвосте».

В принципе похожими на это были и требования общекузбасской забастовки, сведённые днями позже в единый узелок в
 Прокопьевске. Чтоб митинговой анархии придать что-то осмысленное, там избрали региональный забастовочный комитет, по два человека от города, пригласив в председатели Теймураза Авалиани. Этот человек пользовался тогда большим авторитетом: когда-то не побоялся написать самому Брежневу о недостатках СИСТЕМЫ, за что чуть не попал в «психушку», а как пришли перестроечные послабления, коммуниста Авалиани за безусловную смелость и отчасти «упёртую» 
принципиальность избрали народным депутатом СССР.

               Кстати, да несмутит вас грузинские имя и фамилия Теймураза Георгиевича. Он вооюбще-то детдомовский. В Сибирь был вывезен из блокадного Ленингграда. Да и не мучала никогда сибиряков ксенофобия - из аборигенов и приезжих, из присланных службою и сосланных, из каторжан и вльных казаков, из крестьян, пришедших на вольные земли и из кержаков, бежавших сюда, сформировался любопытный и своеобразный народ. Об особости его ещё Николай Ядринцев писал в позапрошлом веке ва труде "Сибирь как колония".
             
               Но это, конечно, другая тема.

Председатель Авалиани был опытный человек с прошлым хозяйственного руководителя (начальствовал на объединении 
 «Кузбассобувь» в Киселёвске) и привнёс рационализм в «кипит наш разум возмущенный». Требования бастующих были разделены на уровни компетенции: эти, мол, относятся к Центру, эти – к отрасли, те – уровень города или области. Принципиально важным стало, что уже в преамбуле предварительного соглашения между комиссией Верховного совета СССР и стачкомом недвусмысленно снималась вина с бастующих – таковую возложили на власть. Важной составной частью соглашения стали сроки исполнения каждого требования – с указанием ответственных лиц или организаций. 

Замечу, что никакой ПОЛИТИКИ, как она сейчас понимается, в тех требованиях не было. Была разве что какая-то 
 окрылённость, народный подъём: вот он, «гегемон», наконец-то проснулся. И вот власть – пускай она выходит из кабинетов на «площади несогласия», мы с ней будет решать наши проблемы «здесь и сейчас».

Повторяю, все рассуждения забастовщиков зиждились на «социалистической платформе». Претензии были к 
 партийно-государственной номенклатуре, но партия КПСС так и оставалась партией рабочих. Это, помнится, несколько позже специально отметил один из вожаков забастовки, электрослесарь шахты «Первомайская» (город Берёзовский) и будущий 
 председатель Совета рабочих комитетов Кузбасса (он вскоре сменил Авалиани на этом посту и потом стал рьяным антикоммунистом) Вячеслав Голиков. Он вообще-то был беспартийным, но слыл весьма начитанным в классиках марксизма – очень уважал, к примеру, Владимира Ильича Ленина за острый и гибкий тактический ум (так и сказал в интервью газете забастовщиков – она появилась к концу года). И ещё был сторонником самостоятельности предприятий – тоже от начитанности и от близких контактов с земляком-экономистом с Черниговского разреза Мишей Кислюком, будущим, между прочим, губернатором, а тогда для всех просто Мишей. 

Про самостоятельность и хозрасчёт (но ещё не про рыночную экономику и никоим боком про частную собственность на средства производства и значит про капитализм) тогда говорили много. Толковее других – учёные Института экономики Сибирского отделения Академии наук. Этим институтом руководил академик Авел Аганбегян. Время от времени он читал лекции на курсах повышения квалификации партийных и хозяйственных работников при Новосибирской высшей партийной школе. Туда же 
 регулярно приезжали подучиться работники средств массовой информации и, поражённые незашоренной широтой взглядов Аганбегяна, становились пропагандистами его экономических новаций. А шахтёры в ту пору любили читать газеты – печатный орган обкома партии «Кузбасс» расходился по трехмиллионной области тиражом в 270 тысяч экземпляров.

Масса последователей шла за Аганбегяном и дальше него. Например, член-корр Александр Гранберг, унаследовавший от академика Институт экономики. Кемеровские экономисты – доктора наук Михаил Фридман и Юрий Чуньков, работник финотдела облисполкома Александр Геков регулярно печатали свои полемические статьи в местной прессе. А доктор экономики из Новокузнецка и депутат-«межрегионал» Виктор Медиков дискуссионную рубрику открыл в «Кузбассе» с характерным названием: «Кто нас накормит?».

Аганбегян и его последователи говорили о пороках командно-административной системы, о невозможности (да и 
 ненужности) детально обсчитывать пятилетнюю программу развития большой страны. Тем более, что исполнить обсчитанное ещё более невозможно. Он сетовал (в стенах партшколы!) на некомпетентные попытки руководства наукой и промышленностью со 
 стороны КПСС. О нашем отставании в научно-технической революции, охватившей весь Запад – это случилось после глобального энергетического кризиса (нас не затронувшего – на нашу же беду). И о многом другом красиво говорил – а больше всего и красивее всего о полезности экономической самодеятельности. 

Разумеется, мудрый академик понимал, что можно, а чего нельзя в общесоветском хозяйственном комплексе, 
 выстроенном как единое целое. Но главное, что улавливалось – не то, что нельзя, а то, что МОЖНО! 

А раз МОЖНО, значит – НУЖНО! Кто ж мешает? В народном понимании это проклятые бюрократы, которых развелось немерянно. От них страдают и простые работяги, и руководители, которых не допускают до самостоятельности. И так во всех отраслях народного хозяйства. И на шахте – план. И на фабрике детских игрушек план. И, представьте себе, даже в сельском 
 хозяйстве, самом зависимом от колебания стихий, тоже планы и графики: вон, самый консервативный секретарь ЦК КПСС Егор Лигачёв, который ругался на «диссидента» Ельцина «Борис, ты не прав!», звонит в Кузбасс и требует поставить на зимнее содержание колхозный скот до 15 сентября, а у нас «бабье лето», ромашки второй раз цветут. А вот дали послабление объединению «Облкемеровоуголь» в продаже угля за кордон – смотри как хорошо мужики зажили, у передовиков производства появились импортные телевизоры и даже – слыханное ли это дело! – видеомагнитофоны…

СМ. СЛЕДУЮЩИЙ ПОСТ.